Антикварные японские катаны и мечи

Статья представлена магазином антикварных японских мечей Бокадо. У нас вы можете купить дамасские мечи из Японии 15-17 веков. Цены от 30 до 70 тысяч долларов. Все катаны продаются с экспертными заключениями.

Пик известности мастерской художника-оружейника Сергея ЛУНЁВА пришёлся с 2004 по 2008 г. Множество показов, выставок и интервью вдруг сменились какой-то закрытостью и граничащей с отчуждённостью келейностью. В сообществе любителей холодного оружия поползли слухи, что мастер отошёл от дел, а коллектив распущен. Мы решили связаться с известным мастером. Настоящий писатель не трясётся над каждой буквой «нетлёнки», но всегда готов переписать, изменить и раскрыть что-то по-иному, так и делатель предметов искусства должен быть ревнив до красоты внутренней и не быть заложником поверхностной красивости. С этого началась беседа корреспондента Андрея ЛОСЕВА с художником-оружейником Сергеем ЛУНЁВЫМ. Многие изделия в еденичном экземпляре вы можете купить в разделе эксклюзивное оружие

—Вы с коллегами всё ещё делаете булатные катаны?

—Вот как раз этот вопрос: «делать дальше или нет?» и был у нас предметом обсуждений, переживаний и дебатов. Задумались о допустимости повторений самих себя: «Почему мы, русские мастера, столько лет продолжаем делать японский меч?» Когда мы только начинали заниматься катанами, мы объясняли себе это тем, что для созидания чего-то своего, родного и понятного необходимо припасть, так сказать, к корням живой традиции. По-настоящему живой традицией изготовления высококлассных мечей к сегодняшнему дню осталась лишь Япония. Это и традиция изготовления ножей, и школа фехтования этим оружием. То есть я хочу сказать, что в Японии всё ещё сохраняется связь двух видов искусства, делая этот симбиоз живым и непридуманным. Но дело в том, что изначально нами преследовалась несколько иная цель, нежели «рассекречивание» технологий японской стали и искусства изготовления катаны. Меч как предмет искусства. Как холст, в котором можно выразить свои мысли и чувства через образы, выстроенные в сюжет. Жёсткие рамки тысячелетнего канона —как сцена академического театра, на которой можно ставить свои пьесы. Вот что привлекло нас в японском мече. Ну и, конечно, мне совсем не хотелось браться за какую-либо бутафорию. Меч должен был быть, в нашем понимании, настоящим оружием, с присущим ему ореолом героики, и вообще, содержащим в себе толику того волшебства, которое непременно существует во всяком предмете настоящего воина. А для того, чтобы так и было на самом деле, нужно было досконально изучить реально существующую традицию. Только после этого можно браться за что-то утерянное и забытое своё.

—Ваши заказчики, они что же, все как один-воины? —В каждом мужчине должен быть воин. Думаю, когда в дверь моей мастерской входил новый посетитель, в нём, так или иначе, обязательно просыпался воин.

—А почему в прошедшем времени? Сейчас к вам никто не приходит?

—Практически никто. Я закрыл дверь. Видите, вам ведь тоже пришлось через охрану проходить. Мы отгородились. Нужно было время для переосмысления и большой подготовительной работы, предшествующей качественному росту. И потом, мастерская переехала в новое помещение. Тяжёлое это дело, смена места.

—В вашей кузнице, я смотрю, висят иконы. И даже на кожухе горна приклёпан кованый крест. Это как-то связано с вашим затворничеством?

—Вообще, это очень личное. Не стоит, наверное, подробно обсуждать темы веры и религии в этом интервью. А насчёт затворничества и необщительности. За время этой пятилетней паузы я много раз ездил в Санкт-Петербург. Полсотни поездок. Не меньше. Обожаю этот город. Для меня это-лучшее место на земле. Много общался со студентами и преподавателями знаменитой питерской «Мухи» (Художественно-промышленная академия имени Штиглица). Много говорили и думали об искусстве вообще и о важности главенствования идеи, сюжета в искусстве. Очень много для себя почерпнул в этих поездках. Так что мы и не затворялись так уж наглухо. В каком-то смысле даже наоборот —нашли альтернативный, очень широкий круг общения. Ну, и взяли время для осмысления своих поступков и образа жизни, не переставая при этом много и плодотворно работать. И я уже начинаю скучать по своим посетителям. Ведь каждый из гостей, входивших в мою дверь, приносил нам бесценный дар. Эти люди рассказывали истории своих жизней. А что может быть более ценным для художника, как не такие вот живые и настоящие сюжеты?

—Мне не очень важно знать о статусе человека в обществе, о его регалиях и званиях. Главное-уловить его взгляд на мир. Почувствовать, как он переживает любовь, страх, радость. Как он вообще смотрит на жизнь.

—И на смерть? Ведь речь-то идёт о мече...

—Да. И на смерть. В преломлении жизни и любви. Глупо делать вид, что не замечаешь неизбежного. Когда человек размышляет о смерти, он начинает глубже задумываться и о жизни. О ценности и смысле жизни. Разве не так?

—Многие обладатели ваших мечей говорят о вас, Сергей Алексеевич, как о сказочнике. Почему?

—Это лестно, весьма. Не скрою, я и хотел быть для них именно сказочником, который перескажет им их собственные чаянья, радости и скорби в форме маленького эпоса, притчи или сказки. Чтобы в самом мече запечатлить что-то очень важное и доброе, что есть в этих людях. Я ведь искренне верю в то, что настоящий воин обязательно добр и великодушен. Думаю, этим он и отличается от «псов войны», «солдат удачи» и прочих «агрессоров с большой дороги». Хотя и в них непременно есть хоть искорка чего-то доброго. Люди не рождаются злыми.

—Так как же всё-таки разрешился вопрос о катанах? Будете продолжать?

—Будем. Наверное, в будущем мы всё больше будем отходить от подражательства в самой стилистике изобразительного ряда, украшающего катану. Возможно, появится больше «неяпонского» в самих образах и сюжетах. Да и не собираемся мы ограничиваться исключительно японскими мечами. Хотя сейчас у нас в работе именно катаны. Я бы даже сказал-новое поколение катан Tetsuge. Думаю, может получиться что-то стоящее. —Интересно. Можно начать с технологических аспектов? Вы продолжили исследования в области японской «дамасской» ковки?

—Да. Поработали над классическими, традиционными технологиями. Захотелось полностью овладеть базовой, небулатной техникой. Булат всё равно для нас остаётся главным приоритетом. Это непревзойдённая сталь для любого клинка. Но классика есть классика. Не смогли устоять перед этой красотой. За последние два года в кузне была проделана большая работа по исследованию методов ковки традиционных для Японии «сварных» клинков. На самом деле проделан колоссальный объём экспериментальных сварок. Спалили не меньше десяти тонн кокса! Но в результате воссозданы многие виды классических японских «узоров» на стали, так называемых hada. Воссозданы с такой точностью, что отличить их от старинных японских клинков, думаю, будет трудной задачей даже для признанных экспертов. И что не менее важно —удалось окончательно разобраться со всеми тонкостями водной закалки. Дело в том, что наш булат закалить только на воду невозможно. Слишком высокая у него прокаливаемость. Приходится использовать комбинированную водно-масляную закалку. А вот с классической японской, послойно-волокнистой сварной сталью, в которой нет практически никаких легирующих добавок, всё получилось. Вода даёт возможность воссоздавать неповторимые, присущие только японской оружейной школе, эффекты зонной закалки, так называемый hamon. —Но ведь на ваших булатных катанах тоже была зонная закалка с линией hamon?

—Да, конечно. Но это была именно булатная зонная закалка. Совершенно иная эстетика. Гораздо больше такой hamon похож на то, что мы видим на некоторых старинных индииских и иранских клинках. Собственно, наш булат очень похож на тигельную сталь средневекового Ирана. —Собираетесь опубликовать свои исследования? —Я уже как-то описывал на страницах вашего журнала кое-какие мысли о волокнистых сварных сталях. Думаю, с тех пор у меня появилось много того, что я смог бы добавить и уточнить. Вообще, знаете, не люблю называть этот тип сталей «дамасками». В них ведь заложен совершенно иной подход, иной принцип. Это-тонко организованный, не повторяющийся, но, тем не менее, равномерно распределённый хаос. В отличие от упорядоченного восточного или западного «дамаска». В японской hada должна чувствоваться природная, непредсказуемая гармония. Поэтому суть всех приёмов ковки, так или иначе, сводится к приумножению человеческих ошибок и лёгких неточностей, а также к жёсткому контролю геометрии поковки, с тем, чтобы процесс оставался в неких очень строгих рамках.

—Не жалко расставаться с секретами? Ведь они вам даются непросто и далеко не даром? —Бывает, что и жалко становится. Но я учусь смиряться. В следующем учебном году непременно начну рассказывать студентам всё, что мне известно о способах приготовления узорчатой японской клинковой стали. —А что с техниками отделки? Есть что-нибудь новое?

—Главное для нас —это образы, выстроенные в сюжетную линию, и сам дух, душа меча. Эстетика катаны сама диктует надобность в тех или иных приёмах, материалах и техниках. Вот, например, один из последних наших мечей, созданный в 2012 г. и получивший имя «ТЕАТР ТЕНЕЙ». Здесь использована достаточно редкая техника работы с перламутром. Под определённым углом зрения на плоскости перламутра отчётливо виден тёмный силуэт, тень.

—Расскажите об этом мече. Для кого он был собран? Чей, говоря вашими словами, диалог запечатлён в его сюжете? —Это-продукт долгих творческих споров и размышлений в кругу друзей-мастеров. «Театр теней»это такое своеобразное продолжение разговора, начатого в мече «Росчерк демона на пути воина», который выставлялся в Кремле в 2008 г. —Как вы сами объясните основную идею сюжета?

—Ну, это сложный вопрос. Знаете, наверное, это-попытка поговорить о святости памяти детства. Помните, как сказал Христос? Будьте как дети. Разговор о том, что есть у каждого человека и что является мощным оружием против всего тёмного, наносного, «взрослого», уводящего нас от счастья.

Авторское, эксклюзивное подарочное оружие можно купить в нашем каталоге, также у нас большой выбор стреляющего микро-оружия в масштабе 1:3 и 1:4.